Так стоит ли удивляться, что "не заметив" обоснованных рекомендаций по борьбе с грызунами или созданию биологических заказников, которых всего- то несколько в Беларуси, не заметят практически бесполезных аистообразных? В общем, так и остались аисты в печальном и далеко не гордом одиночестве, в своего рода научном вакууме, который они могли бы заполнить намного успешнее, чем многие так называемые "модельные" виды.

В первые годы после катастрофы на ЧАЭС изучение природы в зоне велось специалистами в соответствии с тем профилем и специализацией, какими они были и ранее. В давно привычном для каждого русле одни изучали деревья, другие - травы, третьи - лишайники, четвертые - рыб, пятые - насекомых, шестые - копытных и т.д. Большинство "модельных" видов для изучения радиационного облучения было выбрано не по их чувствительности к радиации, а по принципу наибольшего знакомства с ними исследователей. Поэтому в список "модельных" не попала собака - единственный вид, имеющий одинаковую с человеком летальную дозу облучения - 2,5-4,0 Грей. Если бы вместо поголовного уничтожения собак их использовали для радиационно-биологических исследований, можно было бы получить богатейший материал для многих теоретических и практических выводов, которые пришлось добывать намного более сложными, дорогими и не такими достоверными путями.

Примерно то же самое получилось и с аистами. Казалось бы, трудно найти более доступный, массовый и удобный вид для изучения ряда вопросов воздействия радиации на живую природу. Но в зоне каждый изучал то, что изучал много лет до Чернобыльской катастрофы: кто - куницу, кто - лося, кто - клещей. Кто - ракообразных, кто - грызунов. Правда, я занимался ранее изучением аистов, но это было в Гомельском и Минском пединститутах: аисты были замечательным объектом для обучения студентов-биологов методике полевых зоологических исследований. Но с того времени прошло более десятка лет, а сейчас аисты в план научных работ не входили. Да и недосуг было уделять внимание внеплановым работам летом 1986 года недалеко от еще не ликвидированного очага радиоактивных выбросов.

Многие сообщали о необычном поведении и даже гибели аистов в зоне. Сообщали и о том, что в 1986 году многие аисты не вывели птенцов, особенно в центральной части зоны. Может возникнуть вопрос: а откуда же могли знать жители отселенных в начале мая деревень, что происходило после их отселения. Но в том-то и дело, что многие из них не пожелали уезжать далеко от родных мест и поселились в ближайших к зоне деревнях, отселенных только частично или вообще еще не отселявшихся. Кроме того, некоторые из эвакуированных не прижились на новых местах и вернулись в родные хаты, не считаясь с радиационной опасностью.

Так частично "восстановились" отдельные деревни, например, Савичи и Гдень. В Гдени даже вновь открыли школу, магазин и медпункт. Жителей таких деревень называли самоселами. Дальше к центру зоны, например, в деревнях Колыбань, Погонное, Залесье, Круки, Радино жили преимущественно бомжи, в основном бывшие "зэки" из разных мест Беларуси, России, Украины и даже Прибалтики. Их хорошо описал корреспондент Николай Копылович, посетивший зону даже вопреки персональному запрету начальника районной милиции. Нам с бомжами общаться не пришлось, так как мы ездили на машинах группами, и они нас, конечно, избегали.

Более высокая концентрация радионуклидов в гнезде аистов по сравнению с почвой, возможно, объясняется, во-первых, строительным материалом гнезда, больше зараженным и дольше сохраняющим радионуклиды, чем почва. Из почвы они могут быть вымыты водой, а из палочек и разной ветоши это не так просто. Не исключено, что аист, насиживая яйца, уменьшает промывание гнезда дождями, задерживает его дезактивацию. Ведь он лучше любого барометра чувствует приближение дождя и тогда спешит на гнездо, чтобы укрыть собой яйца или птенцов от переохлаждения дождевой водой. Во-вторых, часть радионуклидов может попасть на гнездо с пищей, при отрыгивании ее взрослыми птицами для птенцов.